В Аркашиной квартире живут чужие люди, Ни Юли, ни Аркаши давно в тех стенах нет, Там также не сижу я с картошечкой в мундире, И вовсе не Аркашин там зажигают свет.
Неужто эти годы прошли на самом деле? Пока мы разбирались: кто теща, кто свекровь? Куда же мы глядели, покуда все галдели, И бойко рифмовали слова "Любовь" и "Кровь".
В Аркашиной квартире бывали эти рифмы Не в виде сочинений, но в виде высоты, Там даже красовалась неясным логорифмом Абстрактная картина для общей красоты.
Нам это все досталось не в качестве наживы, И был неповторимым наш грошевой уют, Ах, славу Богу, брат мой, что все мы вроде живы, И все, что мы имеем, уже не украдут.
Мы были так богаты чужой и общей болью, Наивною моралью, желаньем петь да петь. Все это оплатили любовью мы и кровью, Не дай нам Бог, ребята, в дальнейшем обеднеть.
В Аркашиной квартире все бродят наши тени, На кухне выпивают и курят у окна... Абстрактная картина, судеб переплетенье, И так несправедливо, что жизнь у нас одна.
На первый взгляд это кажется парадоксом – ведь, вроде бы, в обепринятом понимании, судьба охотника - это преследование, погоня, азарт! Охота, в общем! Вечный бег с препятствиями по пересечённой местности!
И да, так, на самом деле считают молодые охотники в самом начале пути, когда наличие добытых трофеев неуклонно сверяется с количеством пройденных километров, преодолённых препятствий, вершин и хребтов, которые пришлось покорить в неустанной погоне за добычей.
А затем приходит спокойное знание что судьба охотника – ждать. Я много раз удивлялся этому феномену, однако факт остаётся фактом – люди, избравшие в охоте удел ожидания, как правило, многократно добычливее тех, кто постоянно куда-то спешит, за чем-то торопится, что-то преодолевает…