
Надо сказать, что нынешняя ситуация, когда человек проводит много времени в четырёх стенах, и очень мало общается с людьми - достаточно часто встречалась и встречается в миру немного в другой упаковке.
А именно - на промысловой охоте или на удалённых базах.
Во времена до десятых годов 21 века на промысле было ещё и не ахти со связью - старый госпромхозовский "Карат" или "Ангара", очень сильно зависящий от проходимости, аккумуляторов, антенны и ещё чёрт-те от чего. Ну и радиоприёмник "Спидола" - вот и все основные друзья промысловика.
Светлого времени в природе всего пять-шесть часов, всё остальное - в избе. И хорошо если хоть электростанция есть, а то и её зачастую, не было.
Совсем тоска возьмёт - садится промысловик на "Буран" или становится на лыжи - к соседу; или в стадо. Поставят бражки, нагонят самогона, попьют недельку - и обратно, к путикам.
Но иногда с людьми и посерьёзнее дела начинали происходить.
И голоса они начинали слышать.
И с невидимыми друзьями разговаривать.
Это и называлось у нас - "диковать".
Иногда видЕния были. На постоянной, причём, основе. Помню, старик Николаич на Огородовой избе специально просил всех проезжавших приносить ему дрова из поленницы в избу. Там глаза у них, объяснял. Между дров в поленнице-то. Так и зыркают.
А на охоту ходил. Только чтобы эти, из поленницы, за ним не следили, он брезент на рогульках между избой и поленницей повесил.
Кстати, пришёл с промысла на Олу - и пропали у него эти глаза, и на другой год даже не вернулись. Он так и объяснял - в том году были, а в этом - нет уже.
И плечами пожимал.
Тайна природы, панимаишь.
Как-то раз мы сплавлялись по Анадырю и приплыли на затерянную перевалбазу. На перевалбазе повстречал нас мужик, был он дик, вонюч, однако, трезв с виду.
Пригласил он нас в дом, попили мы чаю со свежими оладьями («как чувствовал - вот-вот люди появятся»), и тут он говорит:
- Хорошо, парни, что вы приехали, а то мне одному никак не справиться. Мухляй одолел, проклятый, на мешках каждый вечер сидит и пузо чешет. Я его и так, и эдак, топором попасть стараюсь, а он быстрый, собака, изворачивается! Да вот он и сейчас вылез, на свежих людей посмотреть!
Мы оторопело повернулись к углу. Там лежала груда мешковины, какие-то палки, грязная эмалированная кружка и оселок для косы. Никакого «мухляя» там и в помине не было. Темные закопченые бревна, правда, были в свежих желтых ссадинах. Вот оно «…топором стараюсь попасть»!
Мой тогдашний начальник, Владимир Аксенов, прежде чем уйти в науку, пять лет работал в поселке связистов в заливе Шельтинга. Виды он там видал - любые. И тут он не растерялся.
- Ты, Сергей, иди, с Михаилом, лодку перегрузи. - А я тут с мухляем разберусь. Меня в институте учили как их заговаривать. Топором тут не поможет махать, наука нужна!
Мужик зыркнул, непонимаючи.
- Какая такая наука? Счас мы его - вы за руки, а я - инструментом! - и вытащил из под стола «инструмент» для рубки стланика - с метровой рукояткой.
- Не, не, не, - успокоил его Володя, - ты, видно, недавно с ним познакомился, а нас профессор Панов с ними работать учил. Изведу начисто, мне только здесь посторонних не надо!
- Ну, если профессор…
Сергей вышел со мной заниматься делами. Правда, весь тот час, который он был на улице, время от времени спрашивал: - ну, точно он мухляя заговорит?
- Точно, точно, - успокаивал я его, - большой Вова специалист по мухляям, знающий. Как у кого мухляй появится, мы сразу к нему.
- И выводит?
- Начисто! Разу не было, чтоб мухляй обратно вернулся!
Возвращаемся в дом. Сергей изумленно вставился в угол, где лежала все та же мешковина, все те же палки и все та же эмалированная кружка. Но по его вполне довольному взгляду я понял, что мухляя там уже не было.
- Здорово, - с облегчением сказал он, - больше не появится?
- Нет, нет, поспешно сказал Володя, - к тебе - больше ни-ни. Других пошел искать.
- Других - пусть ищет, - миролюбиво сказал Сергей, - а у меня чтоб дома таких - как ты говоришь - ни-ни!
Тут я понял, что изменилось в избе. Оладий на столе за этот час почти не стало, да и чай, судя по всему, заваривался дважды.
- Ну, мужики, ну, молодцы! - Владимир, в глазах Сергея, вырос, очевидно, до небес, - так вы не стесняйтесь, живите, как хотите, сколько хотите. Места у меня много!
- Нет, сказал начальник Володя страдальческим голосом, - люди мы государевы, прямо сейчас дальше поплывем… Нас Ламутское ждёт.
- Не переночуете даж…
- Ни-ни!
Много с кем такое случалось, но не все рассказывают. А кто, не как Николаич, не мог такого издевательства потусторонних сил на себе вынести - тот и вовсе промысел бросил. Не его это, значить.
Comments
как говорится от первого лица :
"и вот под вечер залез я на плато на верхушке скальника над речкой, пататку поставил, костерок развел , чаек вскипятил. лежу на пенке возле костра, чаек попиваю, видом окрестным наслаждаюсь. Тут стемнело, приморозило слегка, Луна полная , да лес сосновый вокруг поляны. лепота! У тут как то подумалось мне , что хорошее место это для шабаша ведьм. И прям чуть ли не до глюков привиделось.... Жутко стало, кошмарно...
отошел я от костра потихоньку , в палатку влез, в спальник завернулся, топор рядом положил. покошмарило еще минут двадцать, а потом уснул.
и ведь понимаю разумом, что сказки все это , про ведьм то, а ужас унять не мог тогда. "
вот и весь прикол одиночки. 11 дней по лесу шастал, никого не видел.
Edited at 2020-04-16 05:57 pm (UTC)
И при этом в лесу он от общительности моментально переходит к ее антиподу - крайней неконтактности. Чуть увидит кого в лесу, или даже придет ему в голову подозрение, что кто-то может появиться, - тут же начинает ныкаться и старается остаться незамеченным. Как правило, ему это и удается. Как только попадает в малолюдную или безлюдную местность, людей он начинает откровенно опасаться.
К счастью, это срабатывает. Как уже выше писал, неприятных происшествий, в том числе негативных последствий лесного общения, у него не было (надеюсь, и не будет).
Нереальная, предельно чуждая для меня жизнь, я бы там дня не продержалась, знаю. Но почему-то настолько понятная, близкая, своя. Так странно. И - как будто все окна в квартире распахнуты.