Мой Арлекин чуть-чуть хитрец, - Так мало говорит, Мой Арлекин чуть-чуть мудрец, Хотя простак на вид, Ах, Арлекину моему Успех и слава ни к чему, Одна любовь ему нужна, - И я его жена.
Он разрешит любой вопрос, Хотя на вид простак, На самом деле он не прост, Мой Арлекин - чудак. Увы, он сложный человек, Но главная беда, - Что слишком часто смотрит вверх В последние года.
А в небесах летят, летят, Летят во все концы, А в небесах свистят, свистят Железные птенцы. И белый свет, железный свист Я вижу из окна. Ах, Боже мой, как много птиц, А жизнь всего одна.
Мой Арлекин чуть-чуть мудрец, Хотя простак на вид, - Нам скоро всем придет конец! - Вот так он говорит. Мой Арлекин хитрец, простак, Привык к любым вещам, Он что-то ищет в небесах И плачет по ночам.
Я Коломбина, я жена, Я езжу вслед за ним, Свеча в фургоне зажжена, Нам хорошо одним, В вечернем небе высоко Птенцы, и я смотрю. Но что-то в этом от того, Чего я не люблю.
Проходят дни, проходят дни Вдоль городов и сел, Мелькают новые огни И музыка и сор, И в этих селах, городах Я коврик выношу, И муж мой ходит на руках, А я опять пляшу.
На всей земле, на всей земле Не так уж много мест, Вот Петроград шумит во мгле, В который раз мы здесь. Он Арлекина моего В свою уводит мглу. Но что-то в этом от того, Чего я не люблю.
Сожми виски, сожми виски, Сотри огонь с лица, Да, что-то в этом от тоски, Которой нет конца! Мы в этом мире на столе Совсем чуть-чуть берем. Мы едем, едем по земле, Покуда не умрем.
Северозападный ветер его поднимает над сизой, лиловой, пунцовой, алой долиной Коннектикута. Он уже не видит лакомый променад курицы по двору обветшалой фермы, суслика на меже.
На воздушном потоке распластанный, одинок, все, что он видит — гряду покатых холмов и серебро реки, вьющейся точно живой клинок, сталь в зазубринах перекатов, схожие с бисером городки
Новой Англии. Упавшие до нуля термометры — словно лары в нише; стынут, обуздывая пожар листьев, шпили церквей. Но для ястреба, это не церкви. Выше лучших помыслов прихожан,
он парит в голубом океане, сомкнувши клюв, с прижатою к животу плюсною — когти в кулак, точно пальцы рук — чуя каждым пером поддув снизу, сверкая в ответ глазною ягодою, держа на Юг,
Беженцы-листья, гонимые ветром. В сером окне догорает звезда. Киевской линии синяя ветка Гонит в дождливую ночь поезда. Снова торопит кого-то дорога, Даль расцветив желтизною монет, В поисках родины, в поисках Бога, В поисках счастья, которого нет.
К югу летят перелётные птицы, Тянутся листья за ними вослед. В дальние страны легко им летится... Мне только ветра попутного нет, - Сколько бы ни сокрушался, растерян: Время не то и отчизна не та, - Я не из птиц, а скорей из растений - Недолговечен полёт у листа.
Поздно бежать уже. И неохота. Капли, не тая, дрожат на стекле. Словно подруга печального Лота Камнем останусь на этой земле. Теплится утро за тёмною шторой, И наступает пора холодов... Слышу, как сердце тревожное вторит Дальнему стуку ночных поездов.
